Название: Почему люди не летают, как птицы?
Автор: MIRAND@
Жанр: поэма в стихах с элементами прозы.
От автора: Вдохновила «Божественная комедия» Данте. Писала полгода назад где-то. Вспомнила о нем только сейчас. Выставляю на ваш суд. Конечно, не многие любят читать в стихотворной форме, но, надеюсь, комментарии в теме я все же увижу. Опубликовала в теме «Рассказы», так тут все же законченный сюжет, да и длина не как у обычного стиха.
Здесь представлен мой субъективный взгляд на некоторые вещи, особенно касательно религии, отношений, буду рада услышать иное мнение или критику.
Почему люди не летают, как птицы?
В С Т У П Л Е Н И Е
Прага. Узкие улочки. Старинные замки. Многовековая история. От выщербленного местами тротуара пахнет сыростью и… увядшей эпохой… Новые стеклянно-металлические безликие здания прижились как сорняки в клумбе роз. Дух старинного города был потерян… По идеально гладкой дороге пролетел черный «Мерседес», пролетел – и скрылся за поворотом, напоследок взвизгнув шинами на влажном асфальте – вчера шел дождь. Был уже поздний вечер. Людей на улицах было немного – лишь пробегал какой-нибудь запоздалый клерк, дотемна завозившийся с отчетом из-за страха получить нагоняй от строгого босса, да молодежь, которая жила по своим, собственным часам, и шаталась перед витринами уже закрывшихся магазинов.
Она появилась словно из ниоткуда. И, как ни в чем не бывало, стала отстукивать частый ритм каблуками по влажному тротуару, отливавшему серебром при свете уличных фонарей. Также незаметно прошла она до пассажа «Центрум Ходов», постояла там минут пять, будто пытаясь что-то разглядеть, то, что не видно было другим, спешащим, курящим, смеющимся, бежавшим, сидящим, нюхающим травку в заплесневелых старых подвалах… Потом резко сделала поворот на каблуках и, убавив шаг, присела на маленькую кованную лестничку, сделанную под старину. Вывеска и броские, даже вульгарные картинки в витринах свидетельствовали о том, что то был магазинчик парфюмерии, недешевый, надо сказать, судя по наружной отделке.
Город постепенно угасал. И в прямом, и переносном смысле. Люди забывали историю места, где они живут, свои корни, СВОЮ историю… Жизнь текла по накатанной колее – работа, поездки по супермаркетам в выходные, изредка семейные праздники с родственниками. Все обыденно. Так же как и у всех. Неважно даже, где именно ты живешь. Всё однотипно. Почти исчезли из употребления слова «вера», «Бог», «грех», «искупление». А ведь когда-то люди произносили их каждый день. Зато на слуху «финансы», «money», «экономический кризис»…
С видимым трудом она накинула на плечи кожаную куртку – ветер усиливался. Неожиданно поток холодного воздуха принес помятый, закапанный свечным воском листок бумаги.
Миранда легко поймала его. «Интересно, кто это сейчас, в век электричества пишет при свечах?..». Света уличных фонарей было достаточно для чтения.
Бросился в глаза почерк, очень аккуратный, как будто выведенный по линейке непревзойденным мастером каллиграфии. Сейчас уже так не пишут. Чтоб с завитками, усердно. Легче же давить на клавиатуру для получения миллионов однотипных, не отличающихся ничем бумажек…
Мира стала пробегаться глазами по строчкам, и сама того не замечая, углубилась в чтение…
Глава I
Когда-то давно жил на бренной земле
Один человек молодой.
Молил он у Бога ни счастья себе,
Молился за мир, за покой.
Стоял на коленях он много часов,
При плачущей свечке крестясь,
И как-то однажды на двери засов
Вдруг заскрипел, отворяясь.
И ласковый ангел в одеждах чудесных
Предстал перед юношей враз,
Так невесом, полон таинств небесных,
Что не отвесть было глаз.
Над ним был нимб, сверкал он ярко,
И ангел начал разговор:
«За веру заслужил подарка»,
Он говорил, как плел узор.
«Ты можешь пожелать любое:
Желай – и будешь королем!
Желай! Хоть море золотое,
Лишь слово – награжу конем.
Отныне, друг мой, все возможно,
Ты заслужил небесных благ,
Но выбирай их осторожно –
Что получил – назад никак!»
Счастливчик потерял дар речи,
Так изумленье велико!
Поникли молодые плечи –
Ведь выбор сделать нелегко…
После минутного молчанья,
Свой взор на ангела подняв:
«Хочу понять я Мирозданье!» -
Промолвил, дрожь в ногах уняв.
«Хочу увидеть ад и рай,
Я пролететь по небосклону,
Узреть далекий дивный край,
На мир взглянуть бы по-другому!
О, знаю, ангел, что хотел бы,
Иметь я крылья, как у вас,
Летать желаю в синем небе,
Увидеть разом в тот же час
Что нашему земному взору,
Узреть, к несчастью, не дано,
И мира целого опору,
Увидеть океана дно…
Познать всех тварей на планете,
Дотронуться до облаков,
Увидеть волшебство на свете,
Ведьм, оборотней и волхвов.
Хочу познать я счастье в жизни,
И боль, и слезы, и любовь,
Услышать звуки горна в выси,
Всех созывающий на бой.
Хочу узреть я поле боя,
Жестокость царей и безнравность господ,
Увидеть причины всех тяжеб, разбоев,
Как стонет и плачет под гнетом народ…
Дай крылья мне, ангел, небесный слуга,
Хочу быть подобно тебе –
Где не ступала людская нога,
Ходить босиком по земле».
Ангел молчал и потупил свой взор,
Уж догорала свеча. Молвил потом:
«Выполню просьбу – таков уговор,
Не пожалей лишь о том…»
Сверкнула вспышка, озарила
Предметов в доме скромный быт,
Благая сила одарила
Прелестной парой белых крыл.
От радости столь неземной
У юноши кружилась голова,
Растаял ангел тот ночной,
Не слыша благодарности слова…
Ах, крылья! Чудны, невесомы,
Сверкают, точно серебро!
Умчат к далеким небосклонам,
Как тетива, послушное перо!
Глава II
Заря лилась с небес по капле,
Предвосхищая новый день,
Роса с утра травою пахнет,
Отступит перед солнцем тень.
В час безмятежного покоя,
Когда еще объяты сном,
Растения в преддверье зноя,
Все наслаждаются теплом,
Он ввысь взлетел на крыльях белых,
Спало изумрудное море под ним,
Он птиц обогнал самых быстрых и смелых
Вдруг видит – по небу летит Серафим.
Как будто он солнца крылами касался,
Пронзителен взгляд, как алмазы горят
Глаза Серафима. Вот он поравнялся
С героем сегодняшних наших баллад.
«Я вижу впервые, мой друг белокрылый,
Чтоб люди и в небе смущенья не знали,
Но раз уж ты здесь, покажу тебе в мире
Красивейший сад, что зовете вы Раем…»
Промолвив всё это, он ввысь полетел,
И нет ничего, солнце будто погасло,
За ангелом юноша еле поспел
Вдруг – облака в ореоле прекрасном!
Божественен вид красоты облаков,
В которых сияет златая ограда,
А рядом, как будто воспряли из снов,
Два ангела верных, хранители сада.
Безмолвно Серафим взмахнул руками,
Неслышно отворились кованые двери,
И отступили ангелы, качая головами,
Идет герой, глазам своим не веря…
Открылся взору дивный вид:
Долины, и деревья, и поляны,
На небе от людей был Рай сокрыт,
Чудесный мир, где нет изъянов.
По золотым божественным дорогам,
Окутанным светом, красивым как день,
Счастливые души плывут без тревоги,
За ними змеею не стелется тень.
«Здесь будет всё, как ты захочешь,
Тут встретишь тех, кто дорог был,
Уйдет печаль земная с ночью,
И вспомнишь тех, кого любил».
Послышалась музыка, дивный напев,
Не слышал он лучше ничто никогда,
Вдруг видит, как мимо него средь дерев
Вдали проплывает фигура отца…
В тот лес он бросился, как будто бы за ним,
Ни боли, не усталости не зная,
Гнались собаки… Крикнул Серафим –
«Не видит он. Ты гость лишь в рае!»
Он ниц упал перед отцом,
Хотел обнять его сердечно,
Но тот, с невидящим лицом,
Продолжил путь. Длиною в вечность.
«Дух в живом теле им незрим,
Твоя душа томится в теле» -
Промолвил тихо Серафим, -
«Да нам пора уж, в самом деле!»
«Нет места мне в Раю чудесном,
Средь душ в счастливом забытьи,
Познал я рай, - здесь нет мне места,
Теперь ты в ад меня веди»
А Серафим вздохнул лишь тихо:
«Исполню просьбу я глупца,
Познаешь ты такое лихо –
Там страх и ужас без конца».
Глава III
Вдруг резко картина покоя сменилась,
Пред юношей разом разверзлась земля,
Другое пространство их взору открылось,
Большая пещера. На камне – змея.
Она была черна как ночь,
Огромна, с изумрудами-глазами,
Грехов и ненависти дочь,
Мгновенно разорвет клыками!
А на хвосте у этой твари
Привязан ключ был от ворот.
Испуган Серафим едва ли –
Мгновенье – в руку ключ берет.
Прошли немного – там в пещере
Двери из камня с железным замком,
А возле них… такого зверя
Не видеть желаю во веки веков!
Лежит собака, пять голов –
Все смотрят на пришедших жадно,
Чудовище из страшных снов –
И рать сожрет – ей будет мало.
Тут Серафим запел так звучно –
Наполнил всё хрустальный звон,
Напев хоть дивный – зверю скучно,
Все десять глаз закрыл вдруг он.
Пес захрапел. Открылась дверь,
Над нею манускрипт горящий –
«Коль пропустил тебя мой зверь,
Оставь надежду, всяк сюда входящий» (* строчка взята из «Божественной комедии» Данте)
За дверью ад. За дверью стоны.
И лед. И пламя. Все смешалось.
А наверху нет небосклона…
Ужасней ад, чем всем казалось.
Ни неба, ни земли, лишь пламя,
На пламени дрейфуют льдины,
На льдинах тех людей пытают
Не монстры даже – образины.
У одного нет головы, шесть рук
Как лап – страшнее не найдется,
Черпает радость с чужих мук
И желчью мерзкою плюётся.
Людские черепа по лаве
Плывут рядами как понтоны,
С юношей ангел идут к переправе:
Мост из скелетов. Там крики и стоны.
Там черти танцуют, купаясь в крови,
Бушует ненависти вьюга,
И в месте, где стоны идут из земли –
Юноша встретил там старого друга.
«Горацио! О, нет, дружище!
Как очутился ты в аду?
Ужасней места и не сыщешь,
Уж снится мне, иль я в бреду?»
«Я пил, гулял, однажды как-то
Украл по дури серебро,
Знал, отдавать какой расплатой –
Не покусился б на добро!
Живи, друг, честно и без фальши,
Не будь скупердяем, убийцей, вором –
Молю тебя друг – будь счастливым и дальше,
Мир окупается только добром…»
Лишь молвил – черти-то не дремлют,
Бросили тело на пламени дно,
Грешным мольбам эти твари не внемлют –
Крики, ну стоны – не всё ли равно?
«Нет мочи находиться боле!
Познал я здесь и так немало»
И в тот же миг на дивном поле
Возникли юноша и ангел.
«Тебя оставлю, мой крылатый,
Не забывай былой урок»
«Узрев такое хоть когда-то –
Хотел забыть бы – да не смог!».
И Серафим наш растворился,
Оставив юношу в раздумьях,
Он у ручья воды напился,
И полетел, скиталец, к людям…
Глава IV
Он пролетал над речкой бурной,
С крутого склона что бежала,
Увидел он в тот час амурный,
Как девушка в реку случайно упала.
Она с кувшином за водою –
Но вдруг неловко поскользнулась,
Волной накрыло с головою,
А он за ней… Какая глупость…
Намокли крылья, слиплись перья,
С трудом он вышел с ней на сушу,
Взглянул, глазам своим не веря:
Не видел девушки он лучше.
Прошла вся ночь, настал рассвет,
Погасли звезды над рекою,
Не расставались б сотню лет –
Но крылья не дают покоя…
Он улетел, но он вернется –
Ведь сердце свое потерял,
Летал он по миру, летал где придется,
И много всего повидал.
Он видел войны на планете,
И плач, и стоны, кровь и боль,
Он видел, как страдали дети…
И понял, что спасет любовь.
Все раны залечит, дарует покой,
В мир краски вернет.
И забудется боль…
Он поспешил к той самой милой,
Жизнь обрела свой светлый импульс,
Он мир постиг, запела лирой
Душа, нашедшая свой смысл.
«Любить нельзя, тем, кто летает» -
Вдруг Серафим возник из дыма:
«Ты мир познал, того хватает.
Лежит на дне, что так любима.
У ней судьба была такая,
И жертвой воды ей предчертано быть,
Менять ход вещей, над землею летая,
Не должен ты, как и не должен любить.
Я ангел – у ангелов тяжкий удел –
Хранить того, кто был предписан,
В забвение страсть. Ты что хотел?
Что, для тебя закон не писан?
Ты стал таким же, как и мы,
Любовь – удел людей, не нас,
Забудь земные ты мечты,
И ты прощен. На этот раз».
--------------------------------------------------------
Не ангел. Но не человек.
Скала. Обрыв. Смертельный бег.
За веру в чувство льется кровь,
Был человек. БЫЛА любовь...
~КОНЕЦ~
Едва она прочитала последнюю строчку, как бумага рассыпалась в прах. Девушка недоуменно смотрела, как ветер свирепо разбрасывает в воздухе частички бумаги с тем удивительным почерком. Загорался рассвет. Надо было исчезать. Сейчас начнется всё то же самое – бегущий на работу клерк со стопкой сделанных за ночь отчетов, снова по улице проурчит «Мерседес» и еще сотни машин. Нескончаемый калейдоскоп с очень ограниченным количеством картинок. Надо исчезать... Немногие люди реагируют адекватно, когда у тебя за спиной крылья… Она не могла оставаться на одном месте больше чем на день. Мира ощущала крылья как иной, но целостный организм, нуждавшийся в каждодневных полетах. Эти-то полеты и составляли всю ее жизнь... Может быть, тоже рутина, только иного характера. Но, возможно, она не умела жить по-другому…