Commedia dell'arte: Ruota della Fortuna
Комедия дель арте: Колесо фортуны

Весь мир — театр.
В нем женщины, мужчины — все актёры.
У них свои есть выходы, уходы,
И каждый не одну играет роль.
Уильям Шекспир

La prima scena| Сцена первая
Il fallimento | Провал
Levis est fortuna, cito resposcit quod debit.*
Публилий Сир

Умеренно жаркий август располагал наслаждаться почти последними днями праздного отдыха. Невыносимо яркую голубизну неба закрывали слоистые облака, казавшиеся покровом белой пыли, и лишь иногда белые, будто общипанные куцые «барашки» быстро пробегали по небесной глади, гонимые ветром. Случалось, что эти самые представители семейства полорогих вызывали легкий «слепой» дождик, но иногда, собираясь в единую массу, они образовывали обширную серую тучу, после чего начинался ливень, заглушающий и без того неяркие тона различных зданий и построек. К счастью, последний дождь прошёл несколько часов назад, когда солнце ещё только-только восходило над Большим каналом, и сейчас Венеция выглядела более-менее солнечной и оживлённой. На городские улицы лёгкий бриз приносит солоноватый запах, идущий от Адриатического моря, смешанный с подгнившим «ароматом» застоявшихся водорослей в многочисленных каналах. Многим туристам он казался неприятным, и часто именно из-за этого они разочаровывались в этом волшебном городе, но находились и такие люди, для которых этот запах не был помехой, даже ставшим уже привычным.
В половину одиннадцатого утра Каннареджо* почти пустовал: всё его население либо ещё до восьми часов ушло напрягать спины – или ум, тут как кому пришлось – на работе, либо смотрели по телевизору сегодняшний выпуск новостей, нежась в постели или сидя на диване, в зависимости от ритма жизни. Лишь немногие из оставшихся дома не глядели в одну точку в центре экрана, в отличие от остальных жителей, которые, сами того не подозревая, достаточно сильно зависели от телевизоров и информации, получаемой ими оттуда.
- Сегодня, 5 августа, в Риме состоится праздник снега Девы Марии, - вещала приятным сопрано молодая ведущая, как можно больше растягивая улыбку. – В этот знойный августовский день…
Да, что ни говори, а для восьмого месяца в Италии «жаркий» было мягким определением, хотя по сравнению с нещадно палящим июлем август был ещё вполне нейтральным. Люди надевали тонкую лёгкую одежду из натуральных материалов, взять в пример хотя бы проходившего по одному из множества мостов в Венеции юношу. Стандартная белая футболка без всяких намёков на узор и обычные джинсы тёмно-серого оттенка, на которых красовался чёрный кожаный ремень с металлической пряжкой в виде маски, не могли сказать о своём обладателе практически ничего. В одном ухе парня был виден наушник, провод из которого спускался в небольшой чёрный плеер Samsung далеко не новой модели, висевший на шее юноши. Наверняка там была слышна какая-нибудь клубная музыка, мог бы подумать любой человек, но на самом деле парень сейчас наслаждался великолепной инструментальной партией Ванессы-Мэй, переливы эстрадной скрипки которой зачаровывали его слух. Вместе с тем юноша внимательно смотрел вперёд, не позволяя себе полностью расслабиться под волнующиеся мотивы «Шторма» в плеере. Шаги парня были размеренными и неторопливыми, а на лице его блуждала лёгкая улыбка, в отличие от редких в этот час прохожих, чьи губы складывались в разве что недовольную кривую линию. Казалось, что этот юноша сейчас просто прогуливается, не идя на какую-либо встречу или собрание. На самом же деле в его жизни сейчас наступал самый ответственный момент, ведь парень шёл просматривать результаты вступительных экзаменов в театральный институт Венеции. Хотя он совершенно не сомневался, что его имя будет присутствовать в списке на нужном месте, и вовсе не из-за его зашкаливающей самоуверенности, нет. Этот юноша обладал великолепным артистизмом, и, наделённый им в полной мере от природы, он блестяще показал себя на испытаниях перед экзаменаторским составом – это было видно по широким улыбкам жюри, смотревших на выступление парня.
Ещё со школьной скамьи Марколино пророчили лавровый венок, блистательный успех и рыдающих поклонниц на подмостках сцены театра или съёмочной площадке. Гениальные розыгрыши над одноклассниками или учителями зачастую придумывал он и, соответственно, играл главную роль, а уж в искусстве лжи парню не было равных. С, казалось, искренне сожалеющим лицом Марко мог рассуждать о забытом дома реферате, хотя это были ещё мелочи по сравнению с, казалось бы, незначительными, но довольно подлыми по своей сути поступками. Между делом оскорбить или подставить друга было делом пары слов для юноши, причём он говорил об этом с таким с первого взгляда чистосердечием, что Марко невозможно было не поверить. Унижение и возвышение, дружба и предательство стало для парня таким простым и быстрым, что он даже не замечал, с какой лёгкостью он помыкал другими людьми и их чувствами. Действительное отношение к человеку для юноши было уже неважно, главное – то, как он выглядел в глазах окружающих. Парень добился того, чего желал – каждое его слово или действие выглядело для остальных просто безукоризненно. Да, Марко был изрядным лицемером, но зато он получал тонны внимания со стороны как семьи, в его случае, одной лишь матери, так и одноклассников, учителей и просто людей, с кем ему приходилось иметь дело. Комплименты с изрядной долей лести сыпались на парня со всех сторон, а уж обожательниц у него было хоть отбавляй. Каждый раз юноша появлялся на виду у всех с новой популярной красавицей. Он очаровывал девушек в амплуа романтичного поклонника, периодически оставляя на дверном пороге своей спутницы красную розу с запиской, содержащей пару сентиментальных слов – банально, но зато действенно. Ещё больше положительно влияло на мнение женской половины человечества то, что внешне Марко выглядел лощёным красавцем. Копна блестящих угольно-чёрных волос до подбородка, отдельные пряди которой очаровательно небрежно выбивались из общей массы, сразу бросалось в глаза встречному и придавало юноше некую таинственность. Не менее загадочными были его слегка узковатые, обрамлённые рядом коротких жёстких ресниц глаза цвета тёмного изумруда, в которых достаточно трудно увидеть истинные желания и настроения парня. Черты лица Марко вместе смотрелись вполне гармонично: длинный прямой нос, чуть пухлые губы, слегка выступающий подбородок, высоко посаженные глаза и впалые щёки. Хотя, наверное, каждая по отдельности могла бы испортить впечатление от «классического» облика. Юноша был довольно высок, не худощав, но и не особо накачан, хотя его телосложение, в принципе, можно было назвать спортивным. И действительно, в школе парень бегал быстрее всех и хорошо подтягивался, да и в других видах спортивной деятельности был вполне успешен. Но на соревнованиях дальше школьного тура он продвигался очень редко. Впрочем, это не делало особой погоды – спортсменом он стать и не мечтал. Театральная сцена действительно была призванием юноши. Но, несмотря на наличие таких, казалось бы, действенных благоприятных факторов, как очаровательная внешность и высокое положение в обществе, на самом деле Марко был совершенно недовольным своей жизнью. Чего-то не хватало, а вот чего же – так и оставалось за кадром понимания парня. Он надеялся, что когда он вступит во вполне взрослую жизнь – студенческую, – чувство неудовлетворённости рассеется в новых хлопотах и заботах.
Размышляя о своём внутреннем состоянии, юноша уже успел пересечь всю Венецию по направлению с севера на юг и уже шёл по Дорсодуро*, пристанищу доброй половины институтов города. Вскоре на горизонте показались очертания нужного для Марко здания, а через пару сотен метров перед парнем предстал не совсем величественный, но довольно-таки внушительный театральный институт с барельефом комической и трагической масок над входом. Юноша на пару секунд остановился, будто бы действительно волнуясь, но почти сразу же опомнился и вошёл в здание, аккуратно прикрыв дверь. Марко, пройдя пару шагов и осмотрев холл, быстро заметил обширную доску, около которой толпилось некоторое количество парней и девушек, пытаясь высмотреть в двух листах формата А4 свои фамилии и имена. Некоторые отходили от доски с радостной улыбкой и, направляясь к выходу из здания, доставали мобильник, чтобы восторженно сообщить кому-нибудь из родных, что они сдали, но большинство уходили с понурыми плечами и печальными вздохами, будто говорившие «Эх, не судьба». Брюнет, не сомневаясь, что окажется в числе первых, усмехнулся и начал медленно шагать к спискам, растягивая ожидание и тем самым увеличивая последующую радость от принятия. Оказавшись у доски, юноша, вынув из уха наушник и выключив плеер, сначала решил поискать знакомые фамилии на листках, ведь, как он слышал, сюда пробовались ещё два человека из их класса.
Словосочетание «София Кардона», стоявшее почти в начале списка, пробудило в памяти Марко образ приятной в общении черноволосой красавицы, ну что ж – держаться вместе будет легче, ведь часто в высших учебных заведениях не оказывается ни одного знакомого лица. Но вот именных данных «лучшего друга» Алессандро, фамилию которого Марко уже успел подзабыть во время двух месяцев, прожитых в Венеции, на листках не оказалось. Да, наш брюнет не был коренным жителем Венеции, его родиной был недалёкий отсюда остров Бурано, известный своим великолепным тончайшим кружевом. Мать юноши долго настаивала на том, что сыну необходимо остаться дома, но, как ни крути, на Бурано не было театрального института, и ей, скрепя сердце, пришлось отослать Марко в Венецию, предварительно взяв с него обещание посещать мать как минимум раз в месяц. Парень обосновался в самом населённом и малопривлекательном для туристов районе, и, между прочим, это его вполне устраивало. Морщащие нос от запаха и цен приезжие совершенно не нравились юноше – они совсем не понимали особой красоты Венеции, доступной только видящим и созерцающим, как говорил какой-то писатель. Марко любил ночью проехаться по вапоретто*, чтобы созерцать великолепие и изящество Венеции, в это время суток еле видные в масляных пятнах фонарей, или выйти на рассвете на Сан-Марко, наслаждаясь красивостью пустой площади и расположенных на ней зданий соборов и церквей. Да и вообще парень любил не спеша прогуляться по городу и осматривать различные памятники архитектуры – утончённый вкус и жажда искусства, как у настоящего актёра, в полной мере присутствовали в юноше.
Марко медленно прошёлся взглядом по спискам и остановился в начале второго листа, ища собственную фамилию. Вот какой-то Лоренцетти Матео, но сразу же после него идёт Массино Сара. А Лоренцо Марколино почему-то не оказался между этими двумя…
До брюнета совершенно не доходило, почему же его имя не присутствовало в списке поступивших студентов. Только спустя полминуты в его мозгу яркой вспышкой пронеслась роковая мысль о том, что его могли и не принять, хотя это казалось совершенно невероятным. Всё-таки даже из правил всегда бывают исключения, и это юноша великолепно знал, но вот принять этот закон в собственной жизни парень совершенно не хотел, пусть он и повторял эту фразу почти что каждый день окружавшим его людям. Нет, Марко был прирождённым актёром, игравшим в своей жизни более тысячи ролей, так почему же его не приняли во всего лишь-то театральный институт, тем более что экзаменаторский состав явно был доволен юношей? Скорее всего, это какая-то ошибка, думал брюнет, оцепенело смотря на доску с результатами.
- Эй, Марко! – внезапно кто-то его хлопнул сзади по плечу. Неспешно повернув голову, брюнет увидел Алессандро, стройного коротковолосого шатена, имевшего в школе статус его лучшего друга. – Чего стоишь? А, ну да, ты же тоже сюда пробовался? Помню, помню этот денёк! Мы вместе с тобой сидели, правда, я раньше ушёл! Я же совсем забыл спросить, у тебя он как прошёл? Хотя нет, можешь мне даже не отвечать, я и без тебя знаю, что всё прошло прекрасно. Ну так ты поступил? Смотрел списки-то? Хотя ты мог и не смотреть, не сомневаюсь, что ты сдал, но всё-таки?
- Не знаю, не смотрел ещё, - медленно произнёс брюнет, всё таким же пустым взглядом уставившись в одну точку и думая только о том, как поскорее избавиться от навязчивого Алессандро. А тот уже быстро оглядывал списки, находясь в поисках своей фамилии, как и множество молодых людей, окружавших доску.
- Ну, как я и думал, я не прошёл, - с улыбкой сообщил Марко шатен. – А ты, значит, не смотрел? Давай-ка я поищу, я быстро, - юноша вновь повернул голову к листкам. Брюнет даже не успел среагировать на эту дружескую «помощь»: ведь это такой позор, что он сюда не поступил. Что будет, если об этом узнают остальные одноклассники? Хотя нет, это всё даже мелочно и полностью меркнет по сравнению с матерью, ведь она вложила столько денег и сил, чтобы обеспечить сыну достойное проживание в Венеции. А сколько нервов потратил сам парень, чтобы вымолить обучение в театральном университете?
- Ну да, а ты поступил, я так и знал! – воскликнул Алессандро, на секунду сощурив глаза. Марко повернул голову, не веря своим ушам и пристально смотря на парня. Да, он ведь мог не заметить собственного имени, ведь он смотрел список всего один раз.  – Вот, смотри, Лоренц… А, это Лоренцетти. Прости, ну ты же сам знаешь, что у меня неважное зрение. Мм… Но тут нет твоего имени. Стоп, это как? – шатен, похоже, и сам не мог поверить в то, что его друг провалился. Парень озадаченно взъерошил задние волосы. – Это как-то неправильно. Что-то не так, могу поклясться. Ты же прекрасно играешь, совершенно не могу поверить, что ты не сдал экзамены. Может, подойдёшь к кому-нибудь там, не знаю, к кому… в общем, может тебе спросить, нет ли тут какой-нибудь ошибки? Ты ведь такой артист! – с энтузиазмом предложил Алессандро.
В глазах Марко загорелась надежда. Точно! Все люди ведь могут ошибаться, и администрация института в том числе. Экзаменаторы наверняка помнят талантливого брюнета, и всё прояснится. Действительно, это всего лишь ошибка. Как он мог подумать, что он не смог сдать экзамены? Тот, который просто предназначен для театральной сцены? Ладно бы, если юноша не верил этому в душе, и можно было с натяжкой предположить, что всю жизнь ему всего лишь льстили,  но если он действительно знал, что он актёр? Умело скрывать свои настоящие эмоции, вживаться в образ кого-то другого давалось парню с блеском. Так почему же он не смог пройти? Потому что кто-то ошибся. Вот и всё. Сущая мелочь. Ничего особенного.
- Да, наверное, ты прав, - речь Марко начала «оттаивать». – Наверняка это просто ошибка, – улыбнулся брюнет. Он постепенно успокаивался – мысль о том, что он не прошёл вступительный тур, оказалась сущей нелепицей и клеветой на его репутацию безукоризненного актёра.
- Тогда сам разберёшься? А то мне уже домой надо, скоро вапоретто подойдёт, - Алессандро глянул на наручные часы – короткая стрелка стремительно приближалась к одиннадцати.
- Конечно, не маленький же. Давай, пока, - в превосходном состоянии парень развернулся и, пересекая зал, приметил около большой лестницы, ведущей на следующие этажи, письменный стол. За ним сидела женщина лет под тридцать в очках с тяжёлой оправой, уткнувшаяся в какой-то толстый журнал, который лежал на большой учётной книге. На углу стояла табличка «Дежурный администратор Росси У.». «Вот кто мне нужен», - брюнет подошёл к женщине и вежливо спросил:
- Извините, вы не подскажете, к кому можно обратиться по поводу списка принятых студентов?
«Росси У.» положила журнал на стол и, поправив очки, обратила свой взгляд на Марко.
- А тебе-то зачем нужно? – голос у неё был совершенно препротивнейший.
- Просто, понимаете, я не уверен, что меня не приняли, - как можно больше улыбнулся брюнет. Спустя секунду он понял, что это было его величайшей ошибкой.
- С чего бы это? – женщина сощурила глаза. – Не ты первый, не ты последний. И можешь не распинаться насчёт того, какой ты гениальный актер, я это слышала уже тысячи раз. В таких делах, как набор студентов, не ошибаются, уж я-то это знаю точно-точно! Так что иди давай отсюда, нечего глаза мозолить.
Парень чуть ли не разразился гневной тирадой, но совладал своими эмоциями и решил, что ему стоит пока что помолчать. В конце концов, просто так ругаться и портить отношения с людьми – не дело.
- А если предположить, что сейчас ошиблись? В конце концов, все люди ошибаются, никто не исключение, - вежливая улыбка не сходила с лица юноши, хоть на самом деле его чувства захватила глубокая неприязнь.
- В таком случае я позабочусь о том, чтобы вам доставили письменные извинения лично от директора института, - язвительно пообещала дежурная.
- Спасибо и на этом, - небрежно бросил Марко. Эта женщина совершенно ему не нравилась, причём юношу в ней раздражало абсолютно всё – и очки в роговой оправе, и тёмно-каштановые волосы, завязанные в пучок, и едкие реплики. Он понял, что здесь ему делать больше совершенно нечего. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, гордой походкой парень вышел из здания института, всё так же не хлопнув дверью, а тщательно затворив, на удивление дежурной.
«Они ещё об этом пожалеют. Они ко мне явятся с извинениями!» - в пылу гнева яростные мысли проносились в разгорячённой голове брюнета, быстро идущего по дороге к остановке вапоретто. Правда, спустя секунду он осознал всю их нелепость. Ведь если судить со стороны, то раз имени Марко не было в списках, значит, он действительно не прошёл экзамены. Но для самого юноши это было настолько невероятно, даже невозможно, что мысли о том, что его не приняли, воспринимались с большим трудом. Если это не ошибка, то это действительность. Но как? Как такое могло случиться? Он ведь знал, что его примут. Знал – а знание оказалось ложным. Просто это было настоящим провалом, надо было признать. Сцена сломалась, и актёр, стоящий на ней, свалился на землю. Даже величайшим артистам иногда приходится упасть, даже если они и не подозревают об этом и уверены, что их пьеса всегда будет сыграна блестяще.
Наверное, только сейчас парень понял всю значимость своего непринятия в ряды студентов. Безвыходное отчаяние серым тяжёлым газом проникло в мысли Марко, отравив их своей сущностью. Его плечи поникли, ход шагов замедлился. Такое состояние совершенно не было свойственно юноше, но сегодня, наверное, был какой-то особенный день. А вообще, действительно – совершенно не каждый день у брюнета значился как «полное фиаско». И сейчас ему отчаянно хотелось, чтобы под его настроение пошёл ненавистный серый дождь, на лицах прохожих стёрлись улыбки, а краски домов потускнели. Однако небо оставалось до противности голубым, клочки облаков не собирались принимать серый оттенок, а окружающие люди даже не думали о плохом настроении в этот солнечный день – день, который был ненавистен Марко, и который совсем не хотел заканчиваться, оставаясь в полуденном разгаре. Фортуна сегодня развернулась от юноши, сложив пальцы рук за спиной в неприличном жесте, чтобы унизить своего любимчика, отрезвляя его и давая понять, что удача не может быть всегда на его стороне. Всё стремительно шло к чёрту из-за, казалось бы, одного лишь промаха, но последствия от него должны были быть таких грандиозных размеров, что невозможно будет не обращать на них внимания.
От размышлений Марко отвлёк звонок мобильного телефона, на котором стояла всё та же Ванесса-Мэй. Словно в полусне, на ходу парень извлёк аппарат из кармана джинсов и нажал на кнопку ответа, одновременно поднося его к уху.
- Алло, - голос парня был ещё оцепенелым, как у доски с результатами экзаменов.
- Марко, ну как ты? Как сдал? – восторженно-волнующийся голос матери сейчас был тем, чего брюнет меньше всего хотел слышать.
- Мам, ну ты же сама прекрасно знаешь, - выдавил он из себя смешок. Неопределённость сейчас была самым верным вариантом для того, чтобы мать сама выстроила для себя радужные замки, хоть потом будет слишком больно их рушить. Но сейчас эти замки были укрытием для того, чтобы юноша мог пожить в Венеции ещё немного – в глубине души он ещё лелеял надежду на то, что происходящее было не более чем ошибкой.
- Я ничего не знаю, в отличие от тебя! Ну, говори давай! – бодрый материнский голос совершенно не вдохновлял Марко на подвиг сообщить о своём провале. Когда от тебя чего-то ожидают, а ты не смог это выполнить – гадское ощущение.
- Ну я… я не… - замялся парень.
- Эй, не мямли там! – терпение матери, видимо, было уже на пределе – характер у неё не располагал к таким чувствам.
- Ну, в общем… я сдал, - брюнет решился солгать и через секунду понял, что это было его второй величайшей ошибкой. Рушить радужные замки, возведённые им – это было уже чересчур для вспыльчивой синьорины Лоренцо. Не видать ему больше Венеции, а сидеть на маленьком Бурано и идти в школу кружевниц, хотя последнее было уже чересчур гротескно для юноши. И этой лжи отмерен совсем недолгий срок – со способностью матери выпытывать все подробности может оступиться даже мастер обмана.
- Я так и знала! Поздравляю! – дальше пошли радостные нечленораздельные крики и, видимо, какой-то танец – был слышен громкий топот по паркету. Марко с натянутой улыбкой прервал звонок нажатием на кнопку отбоя и возвратил мобильник на место. Положение ещё более ухудшилось – этой лжи не прокатить нераскрытой, а такого парень старался избегать. Репутация для него всегда была превыше всего, а быть уличённым в обмане изрядно портило мнение других о юноше.
Увязший в изрядно мрачных мыслях, брюнет и не заметил, как скосил в сторону от намеченного маршрута и сейчас направлялся на восток в Кастелло*. Почему – он и сам не знал, но что-то его туда вело. Кажется, в этот совершенно протухший день что-то должно было в корне повернуть ход всех событий – это предчувствие словно витало вокруг Марко в воздухе, и интуиция его в этот раз наверняка уже не подведёт. А вот и лесная область – как-то слишком быстро туда дошёл парень. Это казалось ему слегка странным, но он почти сразу же отбросил эти мысли – не до того было, ведь юноша был полностью погружён в мрачные раздумья насчёт последствий своего провала. Приметив небольшую деревянную скамейку около небольшого пустыря, он сел на её спинку, поставив локти на колени и закрыв ладонями лицо, несознательно проявив наиболее выразительный жест отчаяния. Поняв, что его могут увидеть прохожие, он поднял голову и обомлел…
На бывшей пустой области стоял балаганчик наподобие цирка шапито светло-зелёного с грязноватым оттенком цвета. Он стоял на деревянном «фундаменте», с которого сходили небольшие деревянные ступеньки. Рядом стояла повозка, на передней стороне которой красовался нарисованный дом, а с другого бока также виднелись какие-то строения. Явно это были сложенные декорации. «Комедианты… но что они здесь делают?» - Марко заинтересовало всё это зрелище. Он, разогнувшись и спрыгнув со скамейки, не слишком смело подошёл поближе, но, чем больше шагов он совершал, тем увереннее становился их ритм. Наконец, окончательно осмелев, юноша решился заглянуть в небольшую щёлку между натянутым брезентом балаганчика и складкой ткани, закрывающей вход – настолько его всё это манило. С любопытством брюнет прислонился к щели, аккуратно прикрывая рукой колыхающуюся от небольшого бриза ткань, чтобы не выдать своё присутствие. Как только парень приноровился к этой слежке, он увидел небольшой столик и сидящую за ним фигуру в головном уборе, что-то старательно пишущую. Спустя секунду этот человек оглянулся, встал со старинного стула, на спинку которого было навалена куча разнообразной одежды, и направился прямо к выходу. Юноша понимал, что, скорее всего, его уже засекли, но всё равно будто не мог сдвинуться с места и лишь оцепенело смотрел на приближающуюся фигуру. Последнее, что он разглядел, была коричневая куртка, в которую был одет человек, а после Марко схватили за руку и прямо-таки втянули в балаганчик.

La terza scena | Сцена третья
I misteri dell teatro | Театральные тайны
За тем, что в человеческом обществе окутано пеленой тайны, часто кроется обыкновенная подлость.
Вильгельм Швебель
Люц быстро обвёл взглядом всю комнату с настороженно-подозрительным видом, останавливая внимание на практически каждой мелочи. Осмотр помещения продолжался несколько секунд, пока русоволосый не задержался на ложке, одиноко висевшей на стене, где было полной другой утвари. Впрочем, все кухонные и столовые приборы были деревянными и висели по двое-трое, в отличие от той металлической ложки с непонятным витиеватым узором на черенке. Юноша с ничего не выражающим лицом подошёл к стенке и взял ложку, обхватив её ладонью и сильно сдавив. Металл под пальцами Люца начал гнуться, будто бумага, быстро достигая комкообразного состояния и превращаясь в маленький шарик размером с ноготь.
- Третий за неделю, - Фанти с лёгким интересом смотрела на то, как последним движением юноша раздавил комочек до состояния лепёшки.
- Видимо, что-то случилось, - Люц брезгливо бросил маленький предмет на пол, растаптывая его кожаным ботинком. – Что-то очень серьёзное, раз они настолько нагло вторглись и сюда… - увидев вопросительный взгляд Марко, юноша усмехнулся, - потом расскажу как-нибудь, время сейчас не для этого. Впрочем, задам тебе для начала один вопрос. Как ты думаешь, для чего люди приходят в театр?
Брюнет слегка приподнял бровь – вопрос был слегка неуместен, как он считал.
- Есть множество вариантов ответа на этот вопрос. Но могу предположить, что театр является неким отвлечением от повседневной жизни. Зрители видят на сцене любовь и ненависть, искреннюю дружбу и подлое предательство, в общем – переживания, слишком яркие для того, чтобы иметь место в бытии обыкновенного человека. Ведь вряд ли кто-нибудь в своей жизни переживал моменты, когда за спиной действительно может быть клинок, в бокале – яд, а за пределами дома состояться дуэль или убийство любимого человека. Поэтому, наверное, люди и приходят в театр – чтобы как будто бы и побыть смелым героем, прекрасной принцессой или отъявленным злодеем, прожить их жизнь, взбодрив и свою кровь. Ведь настоящие зрители уходят из театра со слезами на глазах.
Парень вспомнил свой первый поход в театр вместе с матерью, опять же в Венеции. Туда они специально приехали на кинофестиваль, но и в театр заглянуть тоже хотелось, точнее – на бессмертного «Гамлета». Шестилетний Марко с затаённым дыханием наблюдал за действием, хоть и не понимал истинного смысла картины, особенно скучных, по его ребяческому мнению, диалогов. В конце он чуть ли не разрыдался из-за гибели главного героя. Позже брюнет всегда замечал за собой, что переживает и сочувствует только добрым, отважным персонажам. А ведь как-то школьный психолог говорила: «Натуру человека можно узнать по его любимому сказочному герою». Видимо, это амплуа закрепилось за ним – каждой девушке в школе Лоренцо казался тем самым сказочным принцем на белом коне.
- Твой ответ близок к истине, - усмехнулся Люц. – Да, действительно, люди приходят в театр, чтобы отвлечься от сероватой жуткости обычных дней, чтобы утешить душевные раны, нанесённые судьбой. Ведь, знаешь… вся жизнь человеческая проходит в горе и страданиях. Бывают, конечно, счастливые моменты и даже периоды, но у них есть каверзное свойство заканчиваться.
Теперь настала очередь Марко усмехаться. Практически вся его жизнь – до недавнего провала в институте – казалась ему божественной амброзией. Постоянно купаться во внимании сверстников и старших, всегда располагать хорошенькой девушкой на вечер, иметь репутацию самого красивого, ответственного, загадочного и просто лучшего в школе, да и не только в школе, парня… Появившаяся мысль, что, возможно, последнее событие и есть начало полосы неудач, была сразу же отогнана в закромные уголки подсознания.
- Театр же отвлекает от этого. Он предлагает людям такую маленькую реальность, созданный им мир. Драматурги творят другую реальность. И этой реальностью можно жить. Жить час или два. А потом переживать её заново, отвлекаясь от настоящего мира, забываясь в проигранном театральном представлении, - русоволосый юноша постукивал пальцами по гладкой поверхности стола. – Маленькая реальность, которую можно купить всего лишь за пару бумажек.
Словно бы наконец-то дождавшись завершения слов Люца, дверь кухни приоткрылась. В комнату просунулась чёрная кошачья мордочка. Равнодушно оглянув всех присутствующих глазами, животное медленно пересекло комнату и вспрыгнула на лавочку рядом с брюнетом. Тот протянул руку к кошке, собираясь её погладить, но она, только парень коснулся её шерсти, тихо, с достоинством зашипела. Марко отдёрнул руку, с лёгким недоверием посмотрев на кажущуюся с первого взгляда милой кошечку.
- Это Будур. Она всегда так себя ведёт, - русоволосый юноша даже не обратил внимания на эту маленькую сценку.
- Ты не думай, она хорошенькая, - Фантеска, будто бы извиняясь, улыбнулась, переведя внимание на кошку. – Кстати, она вся чёрная, - торопливо добавила девушка, - не только шерсть, но и кожа, и подушечки, даже дёсны.
- И характер у неё соответствующий – покусает и поцарапает, даже если ты просто проходишь мимо, - иронично добавил Люц.
Кошка спокойно повернула голову, уставившись своими янтарными глазами с вертикальными от яркого света зрачками в ореховые с зелёными прожилками юноши. Это противостояние продолжалось секунд пять-десять, после чего Будур тихо фыркнула и отвела взгляд – но при этом не как проигравшая, а как более умная, мол, чего мне с этим дураком возиться. Потянувшись, она легла на лавочке, подставляя спину под лучи солнца, пробивавшиеся через окно.
- Вернёмся к теме? – Люц, на миг остановив взгляд на кошке, перевёл его вновь на Марко.
- Хорошо… что же во всём этом плохого? – улыбнувшись, спросил брюнет. – Ведь, получается, за разумную оплату можно разнообразить свою жизнь и вдохнуть в неё новые краски. Что, получаются, делают не только в театре, но и в кино и на бумаге.
- Человека отвлекают от настоящей реальности. После нескольких представлений театр становится для человека наркотиком. Он уже не может жить без этих красок. Если долго не ходит, у него начинается некая ломка, - каким-то странным тоном пояснил Люц, слегка сощурив глаза. – Причём на самом деле театр намного сильнее кино и литературы. Потому что в театре нельзя сфальшивить – всё делается по-настоящему, «в режиме реального времени». Сейчас в основном писатели и режиссёры берут не отчаянными, яркими, живыми чувствами, а закрученностью сюжета и оригинальной обстановкой, в противовес драматургам, у которых всё строится на эмоциях. Эпоха сентиментализма ушла. Остался только неизменный театр.
- То есть люди меняют свою жизнь на театр? – задумчиво произнёс Лоренцо. Слишком уж пугающе звучали слова русоволосого. Потребность в, казалось бы, безобидных развлечениях превращалась в настоящую зависимость.
- Точно сказано, - кивнул Люц. – А артисты, что играют на сцене, этим пользуются. Некоторые осознанно, а некоторые – нет. Впрочем, о вторых нет смысла говорить. Потолкуем лучше о первых, коими мы и являемся.
- Но как можно извлечь выгоду из этого? Ведь всё это – чисто моральный аспект… хотя ты уже говорил о деньгах, - вспомнил Марко недавнюю реплику собеседника про «пару бумажек». – Так вот почему интерьер совершенно не похож на простой фургончик бродячих артистов.
- Да, деньги… всё упирается в них, - вздохнул юноша, - чёртов круговорот разноцветных бумажек. И артисты срубают с этого неплохой заработок – впрочем, всё зависит от качества игры. Ведь чем в созданной реальности всё будет правдоподобней, чем меньше будет ощущения фальши, тем сильнее будет желания у зрителя пережить всё это ещё раз. Но, в общем-то, это не самое главное… Как я уже говорил, театр и всё тому подобное опускают людей в своего рода забвение. Они ломают человеческие судьбы.
- Не надо так уж кардинально, - произнёс брюнет с долей сомнения.
- Нет, друг мой, - Марко поморщился – ему неприятно было такое обращение. Люц усмехнулся, - всё именно так и никак по-другому. Театр давит в каждом человеке его талант, затмевая его своими красками. Зачем развиваться дальше, искать смысл жизни, если вот здесь, рядом…
Внезапно глаза парня словно застлало молочно-белой пеленой. Ослепительно яркий свет заполнил всё помещение. Брюнет, привстав, попытался хоть как-то сориентироваться в пространстве, но внезапно ноги подкосились, и он нелепо рухнул на пол, зацепившись за скамейку. Перед глазами внезапно мелькнул яркий образ светлой комнаты, посередине которой на стуле сидел усмехающийся черноволосый мужчина, одетый во все тёмное. Последним, что услышал Лоренцо перед тем, как окунуться в темноту, было тихое бренчание цепей.

***

- Да вы что? Похитили вашу любимую игрушечку?
В сознании Марко словно бы забрезжил свет в конце туннеля. Парень постепенно возвращался в реальность, правда, ещё не до конца осознавая происходящее. Пока что он слышал только удивлённо-наигранный голос Люца с ехидными нотками.
- Эта «игрушечка» может перевернуть мир, и вы это прекрасно знаете, синьор.
Тон собеседника русоволосого был чеканным, даже можно сказать, солдатским. Строгая ритмичность слов и ни единого намёка на какие-либо эмоции.
- Да даже понятия не имею, ни малейшего, честное-пречестное слово. Меня это совсем, ну ни капельки не волнует, клянусь, - простодушие Люца, сразу же сменившее удивление, было фальшивым до невозможности. – Мне не нравится только то, что вы, дорогой, опять заявились с вашими проверочками.
- Я повторю вам ещё раз, синьор: похищен крайне ценный артефакт, способный вызвать необратимые последствия в судьбе всей планеты. Его похищение выгодно преимущественно артистам какой-либо из трупп. А так как вы являетесь главенствующими в Венеции, где находится главный штаб «Фортуны», откуда и был украден артефакт, вы подозреваетесь в первую очередь, - похоже, этот человек мог объяснять где угодно и угодно, да ещё и повторить бесчисленное количество раз.
- Знаете, милейший, вы меня действительно раздражаете.
Слегка отрывистое меццо-сопрано, срывающееся в контральто, выдавало в третьем участнике разговора девушку.
- Пришли тут и начали распинаться: украли, а вы тут самые такие подозрительные, ну мы ещё раз проверим, хотя были тут всего четыре дня назад, - развязно продолжала та, как ни в чём ни бывало, - и, конечно, ничего не нашли. Ну ладно, мы промолчим, мы же, как всегда, самые крайние.
- Я вижу, мне тут больше нечего делать… не смею вас больше задерживать, синьорина, - послышался едва слышный шорох повеявшего в окно бриза, а ещё… позвякивание цепей. Как и в тот раз. Неспроста всё это…
- Знаешь, Люц, мне как-то не нравится, что он вот так лежим, а мы вот так стоим, - спустя несколько секунд молчания снова послышался низкий голос девушки. Видимо, она говорила о Марко…
- Ты хочешь к нему присоединиться? – юноша издал тихий смешок.
- Да нет вроде как, - брюнет готов был поклясться, что после этой реплики она пожала плечами и слегка скривила губы, - но всё равно как-то… не знаю… неудобно, что ли.
- Это всего лишь элементарный шок, -  спокойно сказал русоволосый, - видимо, он уже сегодня испытал нервное потрясение. Думаю, через секунд тридцать уже очнётся.
Парень напрягся, пытаясь что-нибудь выговорить сухими губами.
- Так быстро? – в голосе девушки не проскользнуло никакого удивления.
- Быстрее… не бывает, - всё ещё с закрытыми глазами наконец выговорил Лоренцо, пытаясь подняться на ноги. Сделать это оказалось весьма неудобно – он оказался в довольно смешном положении: ноги лежали на скамейке, голова с большей частью туловища покоились на полу. Впрочем, это открытие парень сделал не сразу, так что принять стоячую позу ему удалось только после догадки спустить ноги на ту же поверхность, где лежало остальное тело. Открыв наконец-то глаза, он увидел внимательно смотрящих на него Люца и девушку, как можно было догадаться, ту самую, которая принимала участие в разговоре. У неё были тёмно-каштановые волнистые волосы чуть ниже лопаток, две передние прядки вились больше остальных. Из-под прямой чёлки, налезающей на тонкие брови, были видны сине-фиолетовые глаза, которые обрамляли подведённые тушью длинные ресницы, губы были окрашены в красноватый цвет. От идеально накрашенного личика портил впечатление лишь слегка курносый носик. Одета была шатенка в сплошь чёрное, короткое и обтягивающее, исключая эффектное красное незастёгнутое болеро. Образ дополняли босоножки на каблуках, тоже красные, состоящие из тонких полосок искусственной кожи, умело переплетённых между собой.
- Оп-па, грац, милый, - одобрительно кивнула девушка, откинув вьющиеся пряди волос назад. – Будем знакомы – Коломбина.
- Марко, - торопливо представился брюнет, оглядывая помещение. Обладатель чеканного голоса пропал. Через дверь или окно он не уходил. Мистика какая-то… Фантеска тоже куда-то ушла.
- Не смотри по сторонам, милый. Не учили, что при знакомстве надо смотреть человеку в глаза? – в голосе шатенки прозвучали повелительные нотки.
- Извиняюсь, дорогая, - склонился Лоренцо в галантно-шутливом полупоклоне и тут же выпрямился, посмотрев в лицо собеседнице. Парню казалось, что он уже видел её недавно – что-то знакомое крылось в чертах её лица.
- Так уж и быть, прощаю, - небрежно произнесла Коломбина. – Хороший мальчик, если захочешь быть таким… Люц, сколько времени? – внезапно повернула она голову к до сих пор молчавшему юноше.
- Сейчас, - тот достал из кармана куртки часы на золотой цепочке. Быстро открыв их, русоволосый пробежал глазами по циферблату. В следующее мгновение, захлопнувшись, те снова оказались на своём месте. – Без четверти полдень.
- Ох, ну тогда «не смею вас больше задерживать», - передразнила человека с безэмоциональным голосом девушка, - мне пора бежать, – захватив со стола маленькую красную сумочку-клатч, шатенка развернулась и направилась к выходу, впрочем, тут же столкнувшись в дверях с Фанти.
- О, Коломбинка, - ещё шире улыбнулась девчушка, - куда-то спешишь?
- Привет, сестрёнка, - каштановолосая улыбнулась ей в ответ, - да, есть такое.
Марко быстро перевёл взгляд с одной девушки на другую. Сестрёнка? Теперь понятно, что показалось ему знакомым. Обе имели абсолютно одинаковые черты лица, пусть и немного разнилась окраска глаз. Брюнета сбил с толку цвет волос. Значит, одна из них крашеная, скорее всего, Фантеска – бордовый оттенок вряд ли мог быть естественным, хоть и казалось, что такой поступок свойственен скорее Коломбине. Макияж, причёски и манера одеваться тоже сделали своё дело – вкусы у сестёр были разными, что, в принципе, дело не такое уж и редкое.
- Куда, если не секрет? – поинтересовалась Фанти, внимательно осматривая собеседницу с головы до ног. – Лео? Камил?
- Оба, - хихикнула Коломбина, - забегаловка новая открылась, говорят, там вкусно, ну и пригласили. Ладно, я бегу, милая, давай, чао, - девушка, цокая каблучками, лёгкой походкой вышла в коридор, притворив за собой дверь. В воздухе остался лёгкий запах амбры.
- Сама ветреность, - медленно проговорила Фанти, пристально глядя на выход. Её улыбка куда-то исчезла, расплывшись после ухода сестры.
- Кто бы говорил, - усмехнулся Люц, глядя в пол. Выглядел он слегка отсутствующим, будто что-то обдумывая.
- И то верно, - уголки губ девчушки снова поднялись вверх, вернув ей живость. – Ну что?.. – эта недоконченная реплика, обращённая к русоволосому, будто бы продолжалась где-то на телепатическом уровне. Во взгляде шатенки, уставленном на собеседника, было и лёгкое любопытство, и некое сомнение, и даже капелька игривости.
- Думаю, да, - после секунды тишины осторожно ответил юноша. – Ты тогда сама, хорошо? А я тогда тоже пойду… надо кое с кем разобраться, - будто спрашивая разрешения, поднял голову и посмотрел на Фанти Люц.
- Конечно, иди, - всё так же беззаботно ответила девушка, - я справлюсь, не беспокойся.
- Хорошо, - лёгкая улыбка появилась на губах русоволосого. – Тогда… тогда пока, - бросив быстрый взгляд на Марко, юноша отошёл от стола, оглядел ещё раз комнату и вышел, негромко хлопнув дверью.
После ухода Люца в воздухе повисло недолгое молчание. Улыбка шатенки сделалась какой-то безжизненной и тусклой. Во взгляде девчушки, опять уставленном на дверь, брюнет прочитал… нет, не обиженность, лишь смирение с горьковатым привкусом. Такое бывает далеко не в первый раз, подумалось парню.
- Фанти? – вопросительно произнёс Лоренцо, сделав пару шагов по направлению к девушке. Но внезапно та быстро повернула голову к нему.
- Пошли-ка, я должна тебе кое-то показать, - на её губах вновь играла сияющая улыбка, в глазах отражались отблески летнего солнца, проникающего в комнату сквозь большое окно. Легко покрутившись один раз на месте, шатенка воздушной походкой подбежала к двери и, открыв её, обернулась назад, ожидая Марко. Тот, спохватившись и, зачем-то оглянувшись назад, последовал за Фантеской, в мыслях недоумевая, удивляясь такой резкой смене настроения.
Выйдя из кухни, девушка и парень прошли по коридору несколько одинаковых дверей без наличия каких-либо табличек или номеров. После примерно десятка Фанти остановилась напротив одной из них и с улыбкой сообщила брюнету:
- Открывай.
В голове парня закопошились различные догадки относительно содержания того, чего он увидит за дверью. Она бесшумно открылась, едва его рука надавила на позолоченную ручку.
Да… того, что оказалось в этом помещении, Лоренцо точно не ожидал – это была идеальная в его понимании комната. Хай-тек сочетался с минимализмом, создавая просторное, но в то же время удобное и функциональное пространство. Фисташковые стены, мебель цвета ореха, рассеянный мягкий свет привносили в помещение уют. Всё по минимуму – гардероб, книжный шкаф, кровать, кресло и письменный стол, на котором, как апофеоз всех мечтаний брюнета, находился серебристый ноутбук.
- Спасибо, однако, - выдавил Марко из себя, слегка приподняв брови. – Но… как?
- Комната подстраивается под своего владельца, - серьёзно пояснила Фанти, - фургончик учитывает все пожелания и создаёт такую комнату, чтобы тебе было удобно тут находиться.
- Эм… в смысле? – слегка неловко улыбнулся парень. – Опять ваши фокусы?
- А ты, что, не понял? – удивилась шатенка. – Это действительно магия. Она здесь везде.
- Да-да… магия… - Лоренцо рассеянно кивнул. Широкими шагами пройдя вдоль всю комнату, он подошёл к ноутбуку и сразу же нажал кнопку включения питания.
- Ну я пойду тогда, ты пока здесь осваивайся. Если что, я на кухне, - дождавшись поворота головы брюнета и его же лёгкого кивка, улыбнулась девчушка. Не закрыв двери, она свободно развернулась и направилась назад: лёгкие, почти невесомые касания её ног в атласных балетках пола были еле слышны.
Экран ноутбука загорелся синим, что означало начало работы операционной системы, но Марко даже не шелохнулся, и уж тем более не оборачивался, горя желанием опробовать новый агрегат. Помедлив несколько секунд, ожидая того, когда шаги Фанти совсем стихнут, парень, медленно закрыв крышку компьютера, прошёл к незакрытой двери. Опёршись рукой о стену, приятно шершавую на ощупь, он уже наклонился было, чтобы посмотреть, нет ли кого в коридоре, но внезапно замер. На высоком лбу выступили едва заметные глазу капельки пота. Лоренцо чувствовал глухие, едва ощутимые ритмичные толки внутри стены, будто бы… удары сердца?
- Это всего лишь кажется, - одними губами произнёс брюнет. Осторожно отпустив от поверхности руку, он, крадучись, выглянул-таки в коридор сквозь открытый проём. Никого не было – значит, можно начинать путь.
Впрочем, это оказалось несколько сложновато. Марко никак не мог разобраться в запутанных коридорах и множестве дверей. Куда ни сверни, везде всё одно и то же – одинаковые рыжие стены с красным бордюром, плоские люстры над головой, двери с позолочёнными ручками, тёмно-бордовая ковровая дорожка на полу. Казалось, что брюнету уже не выбраться. Его шаги замедлились, настороженность куда-то пропала – за каждый новый угол он заходил, уже не поднимая головы, надеясь увидеть наконец-то выход в прихожую. На стене висит гобелен – надо свернуть. Очередной поворот… и тут Лоренцо почувствовал, как его руку сцепили холодные тиски. Он медленно повернул голову назад.
За его локоть держалась двумя руками девчушка на год-второй моложе парня. Крупные чёрные, слегка взлохмаченные кудри разметались по её хрупким плечикам, едва видным из разреза бледно-палевого свободного платья с рюшами. Бледность её кожи была прямо-таки болезненной, несвойственной обычным молоденьким девушкам. Черты её лица в форме сердечка, правда, более сглаженного, чем у Фанти и Коломбины, были прямо-таки кукольными, до того они были малы и изящны. Выделялись из общей картины лишь её глаза: большие, слегка навыкате, с едва заметным голубоватым ободком по краям. В основном же они были поразительно схожи с чёрными дырами: тёмный их блеск затягивал внутрь, гипнотизировал, манил. Если бы не едва заметный блик где-то около самых ресниц, коротких, но густых, вполне можно было бы поверить, что это тёмные, беспросветные туннели, из которых невозможно выбраться. Марко смотрел в эти бездонные глаза лишь пару секунд, а казалось, что прошла целая вечность, прежде чем он смог увести взгляд от этой чернильной мглы.
- Нет…
Голосок черноволоски был до невозможности тихим, слегка напевным, но больше всего он походил на шелест деревьев – казалось, что-то было сказано, а разобрать почти невозможно.
- Что «нет»? – спросил брюнет, нервно улыбнувшись и переведя взгляд на тонкие бледные пальчики девчушки.
- Ненастоящий… - её хватка ослабевала. В конце концов, ручки черноволоски, совсем разжавшись, соскользнули с рукава рубашки Лоренцо и опали на складки длинной палевой юбки.
- Что ты имеешь в виду? – парень не решился посмотреть ей в глаза, оставив взгляд где-то на уровне маленького, чуть вздёрнутого носика. Девчушка молчала, в то же время никуда не двигаясь и так же спокойно смотря на Марко.
- Розетта!
Из дальнего конца коридора, откуда шёл брюнет, к гобелену подбежал юноша лет двадцати пяти. Его взъерошенные волосы были какого-то мышиного цвета, совсем не такого оттенка, как густая тьма кудрей девчушки. На лёгкой горбинке носа пристроились овальные очки в тонкой металлической оправе, закрывающие глаза мутновато-голубого цвета. Сжатая линия бледных губ была сильно напряжена. Пальцы, такие же тонкие, как и у черноволоски, нервно сминали складки антрацитовой рубашки.
- Рози, ты здесь… - облегчённо вздохнул юноша, поправляя очки. – Извиняюсь… Она вас не напугала? – он вежливо улыбнулся, заметив Лоренцо.
- Да нет, что вы, - брюнет так же улыбнулся в ответ. Темноволосый тем временем медленно подошёл сзади к стоящей к нему спиной девчушке и приобнял её, улыбаясь уже действительно искренне. Та сразу же как будто бы обмякла в его руках, взгляд сразу же из гипнотического и манящего превратился в расслабленный, рассеянный.
- А вы новенький? – снова посмотрел юноша на брюнета. – Не Влюблённый, случаем?
- Случаем, да, - кивнул тот. – Марколино. Можно просто Марко.
- Очень приятно, - едва заметно поклонился темноволосый. – Моё имя – Ильдебрандо. Но, как видите, у меня оно такое, не вполне удобное, поэтому меня все называют по фамилии – Грациано. Или просто… - его глаза слегка сощурились, - Грац.
- Что ж, взаимно, - ответил парень, обдумывая слова собеседника. Ильдебрандо… да уж, фамилия звучит намного приятней.
- Ну, приятно было с вами познакомиться. Надеюсь, вы у нас подольше приживётесь, - с оттенком скептичности произнёс Грациано, переключив внимание на Рози. – Пошли, сестрёнка.
Девчушка неуклюже, будто тряпичная кукла, развернулась, и покорно встала рядом с братом. Тот опять приобнял её, теперь уже одной рукой, и так они медленно пошли в противоположный конец коридора. Когда они уже почти скрылись за поворотом, раздался негромкий голос темноволосого:
- Выход налево и прямо.
- Спасибо, - тихо произнёс Лоренцо, уже идущий в нужном направлении. У него не было времени удивляться тому, откуда Грациано знает, что ему нужно выбраться отсюда. Главное – это то, что он подсказал верно, – брюнет уже был в прихожей, где больше никаких звуков не раздавалось. Фургончик застыл в тишине, будто в желе, обволакивающем со всех сторон. Тихо приоткрыв ткань бурого цвета, висевшую вместо двери, Марко спустился по небольшой лесенке и припустил от этого места подальше.
Выйдя из парка, он замедлил свой шаг. Походка стала уверенней, на лице застыла непринуждённая улыбка. Марколино Лоренцо – обычный парень, идущий по своим делам, и никакой вовсе не участник бродячей труппы.
Пройти через Сан-Марко, добраться до Каннареджо – и Марко уже дома. Вернее, не совсем дома – это всего лишь квартира, в которой он снимает комнату. Хозяйки пока ещё нет дома – она занята на работе и придёт только к шести, а часовая стрелка сейчас лишь ещё стоит на двенадцати. Открыв ключом запертую дверь, брюнет, быстро скинув ботинки, прошёл в ванную. Там, включив холодную струю воды, он наклонился, подставив голову под освежающий поток, позволяя волосам намокнуть и унести с собой накопившуюся грязь, и вместе с ней сникала улыбка парня, а заодно – и лживый образ, наспех натянутый в месте обитания бродячих комедиантов. Когда Лоренцо закрутил кран, перевоплощение полностью закончилось, и на его лице было ни что иное, как слепок равнодушия. «Безумцы. Нет, просто напыщенные идиоты», - парень обернул голову полотенцем. – «А эти двое», - он имел в виду Люца и Фанти, - «сразу же стали такими добренькими, как я наконец догадался немножко поулыбаться. Так легко поддались. Глупцы», - усмехнулся Марко, массируя голову сквозь полотенце, чтобы окончательно высушить волосы. – «Что ж, с ними было весьма интересно пообщаться. Но надо было вовремя сваливать из этого дурдома, что я и сделал. Пф… такое представление. Сколько пафоса. Ещё и эта маска, которую они мне подсунули… я её ведь там оставил?» - брюнет замер. Нет, когда он уходил, ничего на столе не было. Точно не было – у Лоренцо прекрасная фотографическая память. Но…
Куда же делась маска?