МЕЛЬВОЛИЯ
Думала ли я, что любовь возможна
С демоном? Эка небылица!
Столько раз ходила по бездорожью –
Как не оступиться?
«Мой Демон»
1
А вот и главный гад, точнее, главное действующее лицо, которое по-совместительству главный гад
"Король разбитых зеркал" Леди Инферналь
Подвал, как и само здание школы, был очень старым, и все, что он хранил – тоже – старым, но отнюдь не заброшенным. По витым, истертым временем и шагами многочисленных обитательниц замка каменным ступеням много раз на дню спускались в мрачные гулкие залы, не ведавшие никогда ни дневного света, ни дыхания ветра снаружи. Бережно перебирали желтоватые страницы старых книг и разворачивали ветхие на вид свитки, заглядывали в сундуки из потемневшего дерева в поисках хранящихся здесь сокровищ, перебирали в задумчивости флакончики, склянки и сухие мешочки на полках. Ежевечерне после всех этих нашествий целому штату здешних слуг приходилось наводить в подземельях порядок, присыпать потревоженные книги и вещи новым аккуратным слоем пыли, живописно подравнивать под потолком завеси паутины и распылять ароматизатор, имитирующий легкий запах плесени и застарелости. Иначе что это были за подземелья?
Однако чем глубже простирались многоярусные подвалы, тем меньше посетителей имели желание и, главное, разрешение спускаться туда. Даже среди преподавателей, не говоря уж о ученицах, способных лишь представлять себе, как далеко уводят в глубину каменные лестницы, лишь предполагать, что подземная часть школы не меньше – если и не больше – той, что находится на поверхности. Гадать, есть ли вообще конец этой спирали лестниц. Давным-давно, еще будучи первокурсницами, Мельволия и ее соседка по комнате Мара Яг пытались это выяснить, тогда, в самом начале обучения, любопытство способно было пересилить любые страхи и ни рассказы о заплутавших в коридорах подземелий студентках, вынужденным до самой смерти скитаться в каменном лабиринте, или обитавших где-то в глубине невообразимых чудовищах, ни – куда более насущная опасность – привычка директора фрау Гретты все дисциплинарные проблемы решать при помощи хорошенько вымоченных в рассоле розг – ничто не могло долго сдерживать выходящую за рамки программы тягу к знаниям. Ведь все полезные знания – всегда те, которые от тебя пытаются спрятать, а отнюдь не то, о чем нудно твердят на лекциях. Большинство юных ведьм понимали это с самого начала обучения и старались взять все в свои руки – далеко не сразу, после не первого и даже не второго пережитого нагоняя начинали приходить свежие мысли, что и обязательная программа не совсем уж бесполезна – в ней можно было почерпнуть способы пробраться к запретным сведениям, не угодив при этом в расставленные ловушки. Конечно, после выяснялось, что преподаватели – какая неожиданность! – все равно осведомлены в многообразных колдовских премудростях поболе даже самых прилежных учеников… Что же, это только больший простор открывало для совершенствования – всегда следовало быть упорнее, хитрее и магически осведомленнее. Ведьм не учили морали, они сами постигали нехитрую, но отчего-то не принятую к высказыванию вслух истину: наказание следует не потому, что совершено преступление, а лишь оттого, что хватило глупости на нем попасться. Тогда, на первом курсе, Мельволия и Мара Яг, естественно, попались. И не раз попадались впоследствии в течении трех учебных лет, правда, уже со второго курса они начали действовать поодиночке, так и не став подругами – да и не поощрялась фрау Греттой дружба между подопечными, легко допустить ошибку, рассчитывая на кого-то другого, этого директор тоже не говорила прямо, предоставив ученицам самим делать выводы.
Мел обладала незаурядными способностями, причем не только в своем Даре, непомерным честолюбием и живым умом – это порождало многочисленные нарушения правил Великой Школы, эксперименты с новыми знаниями и умениями, опасные как для окружающих, так и для самой юной колдуньи, пять крупных скандалов с угрозой исключения и два исключения со скандалом просто грандиозным, правда, вскоре ей удавалось восстановиться. Слащавая улыбка фрау Гретты, намертво врезающаяся в память, была, быть может, не столь неприятной сама по себе, не напоминай лицо директрисы сморщенное подгнившее яблоко и не маячь вечно между кривыми желтыми зубами вечно дымящаяся кокетливая трубка – Мельволия всей душой ненавидела табачный дым, зловонными мистическими клубами окружавший и без того не слишком приятную старуху! Даже сильнее вечно сюсюкающего тона, которым старуха неизменно отправляла «своих дорогих детушек» на очередное наказание. Гретта была колдуньей старой, не сказать даже – замшелой формации, оттого считала непременным атрибутом настоящей ведьмы черную хламиду, дурацкую шляпу и бородавки, посмеиваясь над студентками и преподавательницами помоложе, большинство которых были наделены куда более миловидной внешностью, предпочитая, чтобы так все и оставалось. От ненавистной формы это не избавляло, но выглядеть пугалом уже очень давно никто не стремился. Подозревали – не решаясь, впрочем, об этом говорить даже шепотом и даже вне стен Школы – что и сама директор предпочла бы выглядеть как-нибудь иначе.
Зябко – не то от своих мыслей, не то от вечно блуждающих по коридорам и лестничным пролетам сквозняков – передернув плечами, девушка продолжила спускаться. Колдовские факелы, когда она проходила мимо, вспыхивали холодным зеленоватым огнем, а отдаляясь, гасли, островок мертвенного света словно двигался вместе с ней в глубину подземелий,  так что создавалось загадочное впечатление, будто и вверху и внизу лестница обрывается, уводя в густую черную пустоту, а мир вдруг съежился до этого островка света величиной в лестничный пролет. Но ступени продолжали возникать из тьмы под ногами и таять во тьме же над головой – словно лестница была бесконечной. Могла бы, кстати, и быть. Одной из ловушек для неосторожных студенток служило небольшое завихрение пространства, в котором можно было до бесконечности блуждать, как по кругу. Но этого рода ловушки Мельволия научилась распознавать и избегать еще во времена ранних вылазок на первом курсе – так что лестница, рано или поздно, обязана была все же привести ее к намеченной цели. Ну, или просто – куда-то привести.
Мельволия была дочерью – незаконной, разумеется – графа Горгула Гриффина по прозвищу Грифон и болотной ведуньи-самоучки (теперь называться «ведьмами» имели право лишь обладающие соответствующим образованием и лицензией на деятельность, а один природный Дар, не подкрепленный соответствующим дипломом, давал право лишь на куда менее почетные звания «знахарки» или «ведуньи»), когда-то лечившей его милость от лихорадки, от отца унаследовав высокий рост, благородный «орлиный» профиль и необычайный чернильно-фиолетовый оттенок блестящих темных волос, а от матери – оливково-смуглый оттенок кожи, в определенном освещении казавшейся явно зеленоватой, и, собственно, колдовской Дар. В общем и целом, пожалуй, это и было лучшее, что у них можно было взять. Мел едва исполнилось четырнадцать, когда с матерью произошло несчастье. Дело в том, что основным занятием и в какой-то мере хобби болотной ведьмы было превращение в лягушек особ королевской крови - благо, болото их располагалось не так уж далеко от офицерского училища Фонтароссы, преобразованного из старого рыцарского ордена, и пансиона для волшебниц, а и там и там училось множество непутевых отпрысков правящих фамилий, постоянно ищущих на свои головы приключений. Ведьмы и ведуньи пользовались вполне законным правом на определенное количество обратимых проклятий, да особенно никто и не возражал, многие находили в лягушачьем заклятье и, особенно, традиционном расколдовывании  весьма романтичное приключение, но только не в тот раз. Когда, ни много ни мало, наследного принца какого-то из королевств случайно расколдовала рябая и некрасивая девчонка, что всего хуже, низкого сословия, кто-то из родни мальчишки затаил злобу. Сама Мельволия на время обучения в средней школе вынуждена была жить ближе к городу, у родителей своей троюродной сестры Фары, о которой семья очень не любила вспоминать, а мать навещала только в каникулы – в одно из таких посещений и обнаружив на месте их миленького домика, похожего на замок с единственной башенкой, груду сваленных в болото обугленных камней, под которыми не без труда и разыскали впоследствии изуродованное обезглавленное тело все в ожогах от каленого железа. Три года спустя скончался и благородный Грифон, так и оставшийся совершенно незнакомым человеком для своей дочери, зато и не оставивший законных наследников на титул, красивую фамилию и куда менее впечатляющее подразорившееся и запущенное родовое имение. Фамилия девушке понравилась, а на все остальное она предпочла махнуть до неопределенных «лучших времен» рукой – впереди маячила перспектива высшего колдовского образования, начисто вытеснявшая из головы столь малозначительные и будничные вещи. До сей поры продолжая вытеснять, поскольку обучение не только не уменьшало, но и значительно расширяло список «первоочередностей» в жизни девушки. Настолько, что время от времени Мельволии даже начинало казаться, что всей жизни просто не хватит на осуществление всех честолюбивых планов.
Если не попытаться срезать на этом пути кое-какие углы и получить хотя бы часть желаемого в рассрочку – ради чего, на самом-то деле, она и потащилась в четвертом часу ночи в подвалы замка, намереваясь поэкспериментировать кое над чем без риска получить случайных свидетелей, поскольку на сей раз задуманное противоречило не только школьным правилам, но и законам магии как таковым. Да и колдовством в буквальном смысле не было, порой имело смысл немного импровизировать.
Обнаружив пару месяцев назад в одном из закрытых разделов библиотеки (таковых, различающихся степенью секретности, было множество, подавляющая часть всего книгохранилища – прекрасно зная о равнодушии своих студенток ко всему тому, чего даже запретить не удосужились, руководство школы сделало основной фонд «как будто запрещенным», прекрасно понимая, что до действительно незаконных вещей юные ведьмы все равно доберутся, но так хотя бы не сразу), Мельволия заинтересовалась, но не сразу сумела осознать и поверить, какое сокровище оказалось в ее руках. И уж тем более не торопилась с применением прочитанного на практике раньше, чем сумела в совершенстве расшифровать древние рукописи, а так же согласовать все с основными занятиями и школьными правилами, ведь допустить, чтобы о книге узнал кто-то еще, даже среди преподавателей. Особенно среди преподавателей! Выносить книги из хранилища не разрешалось, тут же срабатывали сигнальные чары, поэтому пришлось просто перепрятать фолиант, украдкой шастая для его изучения в библиотеку и отшучиваясь на недоумение соседки насчет внезапного «ботанения», когда до конца семестра оставалась еще куча времени – для маскировки Мельволия «держала в тайне» несданные вовремя лабораторные по некромантии, надеясь, что, если кому-то придет в голову интересоваться всерьез, что все «дополнительные занятия» спишутся именно на них. Теперь же, когда находка была изучена от корки до корки и еще раз – между строк – девушка решилась. Еще две недели ушло на то, чтобы тайком собрать в тот же тайник все необходимые предметы и ингредиенты, а сегодняшний ритуал должен был стать финальным аккордом ее трудов.
Лестница, наконец, привела на нужный ярус подвала, и негромко скрипнувшая тяжелая дверь из потемневшего дерева в червленой оковке пропустила Мельволию в полупустое каменное помещение. Все лаборатории находились не в подвалах, а, напротив, на верхних этажах башен, дабы минимизировать ущерб зданию школы при не столь уж редких взрывоопасных результатов не совсем удачных экспериментов – но там остаться незамеченной было нереально даже в столь глухое время суток. Стоило перешагнуть порог, несколько жаровен вспыхнули все тем же холодным с виду голубоватым огнем и вырвали из темноты каменную статую тощего остролицего мужчины с василиском по-кошачьи развалившемся на руках хозяина. Неизвестно, что это был за тип и как оказался в колдовской школе – с основания своего чисто женской как по студенческому, так и преподавательскому составу. Не обратив на каменное изваяние, девушка принялась сосредоточенно чертить на неровном каменном полу большой шестиугольник. Тщательно выровняла все углы, расставила по местам кривоватые свечи (их ведьмы заказывали специально, не довольствуясь безлико-правильными штамповками современной промышленности), после чего, отряхнувшись и расправив платье, торжественно вытянулась у внешнего края гексаграммы, принялась нараспев читать заклинание. Чад от шести свеч заклубился по почти ровному кругу, словно перемешиваемое в котле варево, окрашиваясь в разнообразные цвета, поднимаясь все выше по спирали, пока не образовал над гексаграммой плотный столб дымовой завесы. Кольнув кончик среднего пальца специально заготовленной серебряной булавкой, Мельволия погрузила руку в этот разноцветный дым, позволив нескольким каплям крови упасть в центр шестиугольной звезды. В глубине образовавшегося смерча полыхнуло багряным, на миг показалось, будто дым превратился в потоки огня, заставив девушку отдернуть руку и слегка отшатнуться, столб сжался, уплотняясь до совершенной непрозрачности, брызнул во все стороны яркими искрами… и рассеялся.
Проморгавшись после вспышки, ведьмочка с нарастающим изумлением вытаращилась на запертое в гексаграмме существо, не менее шокировано хлопающее глазами. Бросила короткий взгляд на книгу, где почерпнула заклятье вызова – с ветхих страниц на нее, должно быть, тоже слегка недоумевая, смотрела гравюра, изображавшая демона с багровой (а может – пурпурной, до того, как выцвели краски) кожей и огромными драконьими крыльями. В нем вообще были некоторые черты дракона при общей антропоморфности, придающие существу весьма эффектную гротескную красоту. Не понятно в чем желая убедиться, колдунья снова посмотрела на обитателя гексаграммы – юношу с длинными расхристанными волосами то ли темно-белокурого, то ли русого с золотинкой цвета и недоуменной породистой физиономией, одетого в узкие брюки и расстегнутую, вернее, кое-как второпях натянутую рубашку по моде примерно вековой давности, количеством воланов и тонкостью материала скорее напоминавшую женскую блузу, нежели деталь мужского костюма. Обуви в ансамбле не наблюдалось. Юноша с некоторой заторможенностью, постепенно сменяющуюся любопытством, взирал в ответ, кажется, чего-то ожидая. Повисла неловкая пауза.
- Так чем я могу служить прелестной сеньорите? – наконец, устав или просто соскучившись, приятным голосом, но с несколько преувеличенной любезностью поинтересовался гость. И сдержанно подавил зевок, прикрыв лицо узкой ладонью. Мельволия заторможено хлопнула глазами, тщетно пытаясь согнать обратно позорно разбежавшиеся мысли.
- Это ты Балтор? – наконец удалось выдавить из себя потрясающе «умный» вопрос. – Скажешь, ЭТО – ты и есть?!
- Меня зовут Валтор, - слегка нахмурившись, юноша еще сильнее шокировал ведьму, без малейших усилий покинув начерченную на полу область и тоже заглядывая в книгу, на которую, словно в попытке уцепиться за соломинку, то и дело отчаянно метался взгляд Мельволии. –  Цивилизация велит идти вперед, теперь прогресс с собой и черта двинул… и, видишь, я рога, и хвост, и когти кинул… Какая отвратительная гравюра! Затрудняюсь сказать, был ли автор этого бреда более паршивым художником или все-таки демонологом, но это заклинание, похоже, изначально было составлено неправильно, я имею в виду, до ошибок не то при реставрации, не то намеренно, чтобы текст наверняка уж не сработал, даже имя мое записали с ошибкой. Вы, сеньорита, должно быть, прочли его не совсем в точности, случайно «оговорившись» в правильную сторону – только этим я могу объяснить, что Вам вообще удалось выдернуть меня сюда, разбудив посреди ночи… Кто бы объяснил, почему у людей принято дергать демонов в самое неподходящее время суток!
- Р… разбудив? – на несколько секунд зажмурившись, ошалело пробормотала ведьма. Потом в ярости захлопнула книгу и, схватив увесистый том обеими руками, замахнулась на юношу. – Я уже месяц по ночам не сплю, как получается, ради того, чтобы, вместо архидемона, полюбоваться на какого-то смазливого хлыща!
- Эй! – непритворно возмутился Валтор, уворачиваясь. – Чтобы Вы знали, сеньорита, но большинство девушек всегда считали, что эта ипостась идет мне гораздо больше.
Забыв о том, с каким трепетом еще полчаса назад бережно переворачивала пожелтевшие страницы, Мельволия с наслаждением запустила в него томиком. Юноша снова увернулся и, негромко рассмеявшись, поймал ее руки за запястья. Продолжать биться и вырываться отдавало бы наигранным истеризмом, более достойным какой-нибудь феи, поэтому колдунья слегка утихомирила свое негодование.
- Коль скоро Вы не спешите говорить мне, что за желания вынудили позвать меня, полагаю, нам обоим не помешает время слегка собраться с мыслями, - мягко сжимая ее руки в ладонях, сообщил странный демон. И, оглядев свое одеяние, рассеянно добавил. – и, пожалуй, не только с ними. Хотелось бы привести себя в порядок, надеюсь, Вы сумеете успокоиться, прежде чем мы продолжим наш разговор.
- В жилой башне категорически запрещено появляться мужчинам, - на всякий случай предупредила Мельволия, не столько беспокоясь за нахального типа, сколько опасаясь огрести нагоняй еще и за это.
- О, я не какой-нибудь паршивый инкуб, чтобы напрашиваться в гости к барышне на первом же ритуале вызова! – прижав к шелковым воланам на груди ладонь, проникновенно заверил Валтор. Воспользовавшись моментом, девушка рывком высвободила и вторую свою руку.
Желания-то у нее, безусловно, были. Но юная ведьма рассчитывала, во-первых, увидеть «нормального» демона, во-вторых, покорного воле вызывающего мага, а этот вел себя так, будто в гости заскочил из любопытства. Гексаграмма, выстроенная на искаженном имени, и та его удержать не смогла, о какой уж власти призвавшего тут может идти речь! Поостережешься тут своих желаний! Демоны, выглядящие жутко – это правильно. Честно, в своем роде. К демону, пребывающему в облике манерного красавчика, ни малейшего доверия порядочная ведьма испытывать ну никак не могла, непонятно же, с какой стати ему принимать подобный облик. Тем более, если, по собственному признанию, не инкуб. Мельволия убито вздохнула. Вздумай она искать от жизни романтических впечатлений, это недоразумение, именующее себя демоном, было бы в своем роде идеалом – но в том, что из него получится мало-мальски сносный помощник в чем-то чуть более серьезном, юная колдунья очень-очень сильно сомневалась!

Отредактировано Владлена (2011-07-21 10:00:58)

Зельда злилась. Мысли от этого неизбежно путались, не позволяя абсолютно ни на чем сосредоточиться, в том числе и на учебе. Стоило почти три года обучения оставаться лучшей ученицей – для того, чтобы незадолго до заключительных экзаменов съехать – и из-за чего, из-за детских влюбленностей подруги! Вернее, влюбленности, давно уже привычной как безобидное хроническое чудачество – ведь Мари еще в средней школе на Домино восхищалась наследным принцем, как многие подростки восхищаются порой какими-нибудь кинозвездами или известными музыкантами. Хоть обе девушки и были из знатных дворянских семей, сталкиваться с Орителом им тогда не приходилось, практически та же ситуация сложилась и на Магиксе – и вот, мелкое недоразумение в кафе начисто вышибает ее подругу из колеи! Если одно только присутствие Его Высочества в обозримом пространстве постоянно заставляло Мари нервничать – она так и не решилась подойти и заговорить, хотя, по наблюдениям Зельды, несколько раз пыталась и на балах и случайно сталкиваясь в городе – то нелепое падение, которое большинство девушек, наверное, сочли бы неплохим шансом все же познакомиться с объектом интереса, ввергло в полнейший ступор. Конечно, королевская семья на Домино обладала не только политическим, но и особым духовным статусом, считаясь избранниками Спящего Дракона в мире людей, однако почти двадцать столетий прошло с тех пор, как Дракон каким бы то ни было образом напоминал о себе, поэтому и избранность эта была в большей степенью данью традициям – постепенно его верховные жрецы, правящие от имени творца миров, стали почти самой обыкновенной монархической династией. Впадать в ступор оттого, что случайно прикоснулся к кому-то из королевской семьи, давно уже было, мягко говоря, неактуально. Тем более в студенческом городе Магикса, где все ученики Великих Школ, невзирая на происхождение, считались равными по статусу.
Не то, чтобы Зельда разделяла скептическое мнение, будто бессмысленно поклоняться божеству, которое спит и не принимает никакого участия в судьбах сотворенного мира. Нет, как и Мари, девушка собиралась стать одной из придворных жриц, возможно даже, внутреннего круга – ее успехи в обучении магии вполне позволяли ставить высокие планки – и так же считала духовную сторону этой роли не менее важной, нежели социальную, что вообще может быть за магия без духовного почтения Дракону? Но все же для нее Дракон и вера были чем-то довольно абстрактным, оторванным от повседневности, и никак не переносились на королевскую семью. Король пользовался заслуженным уважением, вероятно, когда Орител сменит его на троне, он заслужит такое же – все в правящей династии были достойными людьми, но все же людьми. А Мари их, похоже, в буквальном смысле боготворила – и принца, пока ничем конкретным еще имя свое не прославившего, в особенной степени, видимо, в качестве бонуса за молодость и красоту в придачу к «богоизбранности».
В общем-то, дело было и не в этом вовсе. Уж лучше такое робкое обожание своего кумира, чем обыкновенные влюбленности и студенческие романы: в Алфее, лишившись привычного родительского контроля, многие девушки кидались, что называется, в омут с головой, и совершали множество глупостей. Как староста своего курса Зельда старалась следить за дисциплиной в жилом корпусе, однако призвать некоторых однокурсниц к порядку было не проще, чем удержать в кулаке семейство извивающихся угрей! С одной стороны, наверное, большая половина будущих супругов знакомились именно здесь, ведь в Магиксе становились незаметнее границы как между разными королевствами, так и сословиями, с другой – не всегда все заканчивалось благополучно. Спокойнее было думать, что Мари, дышать опасавшаяся рядом с объектом своих нежных чувств, по крайней мере, не поставит себя в неловкую ситуацию, перечеркнув при этом и перспективную карьеру придворной жрицы – о том, что их жизненные пути могли в будущем разойтись, Зельда не хотела даже думать, ведь девочки с самого детства были почти неразлучны. К тому же Мари, не смотря на более робкий, чем у подруги, характер, тоже была очень перспективной волшебницей. И, в общем-то, девушкой умной…
О последнем Зельде, правда, пришлось себе мысленно напомнить, чтобы не сорваться, когда, едва подруги оказались за порогом злополучного кафе, к Мари вернулся дар связной речи – исключительно для того, чтобы возмущенно отчитать приятельницу за непочтительность к особам королевской крови. Рыжеволосую фею просто до глубины души волновало, что принц может подумать, будто они обе недостаточно воспитаны – а у Зельды всю дорогу до Алфеи вертелось на языке заверение, что вряд ли принц вообще станет что-то о них - думать. Дольше минуты с того момента, как она сдернула Мари с его колен и вывела наружу, по крайней мере!
- И вообще, если мы все еще рассчитываем на карьеру при дворе, тебе определенно стоило бы быть полюбезнее с наследником престола! – обвинительно надув губки, закончила Мари свой почти непрерываемый репликами подруги монолог.
- В круг жриц принимают за магический талант и мудрость, а вовсе не за умение лебезить перед правителями! – отрезала Гризельда.
- Элементарная вежливость – не значит «лебезить». И вообще, не понимаю, с чего ты вдруг на него взъелась. Виновата тут исключительно я сама, кроме того, возможно, именно принц Орител не позволил мне переломать все кости, споткнувшись! Следовало бы поблагодарить его… но я так растерялась! А ты, в довершение, еще и нападать начала!
Фея с каштановыми волосами досадливо поморщилась. Она всегда придерживалась мнения, что представитель королевской семьи обязан быть порядочнее и благороднее, чем любой обычный человек, и благородство это состоит из манер и поступков – совершенно естественно судить человека, от которого будет в будущем зависеть судьба целого мира, более строго, чем кого-либо еще. А вот Мари считала, будто принадлежность к королевской крови сама по себе автоматически делает человека самым честным, благородным, а заодно храбрым, умным и все такое. Будто это неотъемлемое качество, не нуждающееся в подтверждении делом – достаточно просто родиться в семье правителей! Этот его приятель, Радиус, тоже принц и, кажется, совсем наоборот, считает свой статус гарантией делать и получать все, что вздумается, совершенно не беспокоясь о морали. Сколько девушек в Алфее пострадали от ветрености «солнечного рыцаря», не перечесть! Орител, правда, ни в чем компрометирующем замечен не был, но отсутствие сведений еще ничего не гарантирует. О человеке многое можно сказать по его друзьям! Ну…
Зельда покосилась на все еще дующуюся рыжекудрую фею. Кто бы мог сказать что-то об одной из них, судя по другой? Наверное, более непохожих девушек просто представить себе было невозможно! С другой стороны, если бы эта непохожесть выражалась бы в поступках одной из них, предосудительных с точки зрения другой, разве… Поступках, вроде ее, Зельды, неприветливости и резкости, так огорчающей Мари? Нелогично.
- Ну, хорошо, я перегнула палку. Немного! – с крайней неохотой выдавила шатенка. Признавать за собой какие-либо ошибки хроническая отличница терпеть не могла, однако сильнее всего ценила честность и справедливость. Кажется, Орител действительно раздражал ее несколько больше, чем заслуживал – ведь слышать о нем приходилось только хорошее. Или – чересчур хорошее, когда на подружку накатывала эта ее детская восторженность. Да, наверное, именно в этом было дело: совершенно невыносимо видеть, как смущается и переживает из-за этого типа Мари!
- Ну, хочешь, я извинюсь? – так и не дождавшись реакции на свое неохотное признание, еще более натянуто уточнила Гризельда. Шевельнулась и тут же была задушена малодушная надежда на то, что специально разыскивать принца теперь, когда они уже ушли из кафе и, даже вернувшись, маловероятно застанут там компанию королевских отпрысков, Мари все равно не решится. Демон побери, вся эта история была бы смешной в своей нелепости… не будь она такой грустной для ее названной сестренки! И сколько еще это должно продолжаться? – Слушай, почему бы тебе не пригласить Оритела на выпускной бал этим летом?
Рыженькая фея вздрогнула и остановилась, словно окаменев. Хорошенькое треугольное личико снова начала заливать только успевшая отхлынуть краска.
- Ну, в чем дело? Это тоже недостаточно почтительно… нельзя прикасаться к идолам и все такое? – не сдержавшись, съехидничала Зельда. Вот уж чего нельзя было предполагать, так это того, что она сама станет подбивать подругу, о которой должна заботиться, на подобные авантюры – но хоть каким-то образом вся эта ситуация должна разрешиться!
- Можно подумать, ты сама могла бы вот так подойти к принцу, как к самому обычному парню, и пригласить!
Гризельда пренебрежительно дернула плечами. Уверенности в этом у нее не было… собственно, не факт, что она и к «обычному парню» решилась бы «вот так» подойти. Ни приятелей, ни просто ухажеров у девятнадцатилетней Зельды не было ни в средней школе – на Домино в школах для знати девочек обучали отдельно от мальчишек – ни за годы обучения в Алфее. Ее, подающую большие надежды и с головой погруженную в учебу, это не интересовало. Их – парней, в смысле – высокая и нескладная девица со слегка лошадиным лицом и резким характером интересовала, должно быть, еще меньше, ведь в подавляющем большинстве феи были довольно хорошенькими. Не то, чтобы это огорчало или обижало…
«Ты страшненькая, а мы красивые, - честно поведала ей какая-то одноклассница еще в младшей школе. – нам не нравится с тобой играть»
Отчасти потому Мари и стала единственной ее подругой. Даже впоследствии, уже в средней школе, где многое поменяло полярность и не слишком симпатичная подруга в зарождающейся девичьей конкуренции из минуса превратилась в явный плюс – Зельда понимала это слишком хорошо и тогда уже сама не захотела бы общаться с кем-то, кроме оставшейся и в детстве и в отрочестве исключением Мари. Но так сложилось, другие девушки могли уязвить, а юноши… юноши оставались существами из какой-то другой Вселенной. Сохранение взаимного безразличия было гарантией того, что полученная в детстве моральная оплеуха не повторится. Теперь Гризельда вполне была способна дать отпор кому угодно, но будить неприятные воспоминания не хотелось. Чего ради?
- Не так уж принц отличается ото всех остальных! – попыталась уклониться от прямого ответа шатенка. Поразмышляла, взвешивая степень своей честности, и все же добавила. – Если бы он МНЕ нравился – пригласила бы. Хотя в моем случае это уж точно безнадежно… По-моему, проще прямо получить отказ, чем всю жизнь переживать из-за уголка!
Мари тоскливо уставилась куда-то вниз, на носы своих туфелек. Зельда досадливо скрипнула зубами – подобных пораженческих заявлений делать не стоило бы… но речь-то шла о ней самой! Девушка предпочитала трезво взвешивать свои шансы и приоритеты – не бывает людей, лучших абсолютно во всем!
- А если бы я еще и выглядела так же, как ты, мне и в голову бы не пришло о возможном отказе задумываться! – чуть более резко, чем хотелось бы, закончила она.
- А он тебе не нравится? – совершенно не в тему переспросила Мари. Гризельда слегка опешила. – Ты сказала – если бы он тебе нравился.
- Ну да. Вернее – если бы нравился мне, но это же ты…
- Ты постоянно делаешь вид, что Орител тебя раздражает. Но вы почти не общались, да и ничего предосудительного он никогда не делал, не понимаю, почему ты ведешь себя так!
Зельда молчала. Большинство их однокурсниц, да и младших учениц Алфеи тоже, с легкостью ответили бы на этот вопрос – за Гризельдой числилась репутация вредины и злюки, которой якобы скорее в Торрентуволле было место, чем среди них. И в отместку за то, что она была лучшей ученицей, и за то, что при этом не желала ни делиться конспектами, ни подсказывать или предоставлять материал для списывания тем, кто был менее прилежен или успешен, считая подобное не взаимовыручкой, а попустительством чужой безалаберности. Мари, напротив, многие любили – но рыженькая волшебница не замечала или старалась не замечать напряженного отношения своей лучшей подруги с окружающими.
- Не знаю. Я же действительно ничего по-настоящему о нем не знаю! – еще раз передернув острыми плечами, ответила, наконец, Зельда. – Доверять ему тоже не за что, а лучший способ не разочаровываться в людях – это не очаровываться!
Подружка какое-то время пристально смотрела на нее своими золотисто-карими глазищами, но больше ничего не сказала. Хотя шатенка не отказалась бы от пары уточнений, позволивших бы пролить свет на логику Мари: уж не намекала ли подружка на то, что негативное отношение к принцу говорит о каком-то неравнодушии в его адрес! Предположение было слишком уж глупым, чтобы Зельда стала уточнять. Может быть, она не слишком хорошо относилась к людям вообще, по умолчанию – вернее, все почему-то так считали, хотя сама Зельда всего лишь была к ним справедлива и всегда откровенна – но к тем, кто ей действительно нравился, относилась с заслуженными симпатией и уважением, а уж никак не наоборот! Возможно, девушка с недоверием относилась к идеалам, только и всего – а принца ее подруга уж чересчур идеализировала, так, что подсознательно хотелось переубедить ее.
В конце концов, они обе об Орителе ничего по-настоящему не знали – как о человеке, во всяком случае!

Это *заглядывает в шпаргалку* примерно за три десятка или чуть больше. Первая глава - Мельволии девятнадцать и она заканчивает Торрентуволлу, вторая - лет пятнадцать спустя, история, как сама стала директором и с какой радости угодила в команду Света, третья - лет восемнадцать-девятнадцать после первой, охватывает катастрофу на Домино. Среди действующих лиц Даркара не будет, разве что упомянется (но это еще не скоро, в третьей главе).

Там пока понимать нечего - подростковая влюбленность в принца своего мира - сродни тому, как девочки в знаменитого певца или актера иногда влюбляются. Без особого расчета на что бы то ни было, он жаж как "небожитель" (хотя по статусу обе достаточно родовитые дворянки, чтобы теоритически составить партию будущему королю - на практике там уже несколько поколений как предпочитают принцесс из других королевств). Полюбить его уже как живого человека ей предстоит несколько позже, по ходу знакомства. Принцип Татьяны Лариной, только с более счастливой развязкой.

Ну, в какой-то мере из-за этого род Маришки даже благороднее королевского. У волшебников есть сильная связь со своим родным миром, уровень изначальных способностей от этого сильно зависит, а когда в ком-то крови из совершенно разных миров понамешено, эта связь ослабевает - генетическая память "не понимает" какой мир считать по-настоящему родным.

Волшебство. В общем и целом "родным" считается мир, где родился, даже если родители откуда-нибудь мигрировали, это чаще всего на псевдостихию влияет - будет волшебник огненя, воды, света или там "кройки и шитья". Но все же иногда возникают перекосы. *Фирра у меня, например, родилась на Солярии, из-за чего до поры до времени была весьма посредственной волшебницей - но благодаря "инициации" теоритически должны пробудиться куда более грандиозные способности. Но тут все же родственные псевдостихии - магия света изначально как бы дочерня магии огня. Боюсь, на каком-нибудь Андросе ее талант мог и вообще не развиться*